«Черное» пятно «красной биологии»? - Страница 12

Именно поэтому работники Наркомзема поняли Лысенко, что называетсяч «с полуслова», поскольку сами работали по этим методикам, и им было легко их оценить. Отсюда и поддержка, поскольку понятные данные и результаты.

2. Т. н. «возражения Константинова — Бобко — Любищева» по поводу «больших полей». Опять же, дело в том, что при оценке урожайности применялся такой метод как «метровка». Просто на полях (тут было три варианта — либо на всех полях, либо выборочно (методом случайных чисел), либо на т. н. «среднем поле») случайно закладывались метровые квадратные площадки (количество их зависело от площади поля), на которых проводился укос и обмолот снопов, после чего выводилась средняя урожайность. И что тут безграмотного? Так что — опять, совершенно несравнимые методики. С другой стороны, применялся так называемый «сплошной перечет». То есть, после окончания уборочной и обмолота определялся т. н. «амбарный» урожай, который делился на площадь. В данном случае — бралась не выборка, а, скажем так, полная перепись. Но, для отдельных сортов применялась именно метровка. Разница в том, что метровка всегда давала завышенные оценки по сравнению с «амбарным» урожаем (поскольку не учитывались потери при сборе и меньше были потери при обмолоте) — разница была порядка 10–20 %. Однако, если мы оцениваем урожай от яровизации и не от яровизации в одном хозяйстве одним и тем же методом метровки, то в данном случае завышение не играет никакой роли.

Именно методом «метровки» производилась оценка урожая советскими статистиками при анкетировании с целью прогноза урожайности.

3. Субъективизм. Тут ничего не возразишь — это вообще беда любого исследования. Но можно оценить и его. Во-первых, исследования советских статистиков показали, что было как завышение, так и занижение данных (речь идет исключительно о первичных данных, без учета их последующих «корректировок» в вышестоящих организациях). Завышение было в том случае, если вопрос стоял о получении наград («выйти в ударники») — кстати, крайне редкое явление в начале — середине 30-х, поскольку влекло за собой пристальное внимание органов госбезопасности к «приписчикам» с известными последствиями. Занижение — если вопрос стоял о начислении налогов и разработке плана хлебозаготовок. В случае же анкетирования по яровизации — ни тот, ни тот фактор не являлся определяющим. Во-первых, руководство само решало, проводить опыты или нет, во-вторых, ни наград, ни дополнительного налога они от этого не получали. Более того, колхозникам наоборот было выгодно внедрять это метод, поскольку, при наличии прибавки, которая не была заложена в прогнозе, получалась прямая выгода — появлялось дополнительное не облагаемое налогом и не заявленное в план заготовок зерно. А при отсутствии прибавки — оставались «при своих». Поэтому, не присланные анкеты, скорее всего, это не неучтенные отрицательные результаты (как утверждали критики Лысенко), а просто отсутствие опытов по яровизации вообще, чаще всего вследствие консерватизма сельхозпроизводителей или не желания руководства «отвлекаться на науку».

Здесь же очень хочется сделать одну ремарку «от души». Основная работа селекционера длится в течение вегетационного периода — с марта-апреля по октябрь-ноябрь (в зависимости от климатической зоны). Все это время селекционер находится на поле. Не «в поле», как прочие биологи «полевики», а именно в поле. Где, начиная с предпосевной подготовки почвы, он пашет (в переносном и прямом смысле слова), сеет и, согласно методикам, выполняет сортополку, гибридизацию и множество других операций, подавляющее большинство из которых и сейчас делается вручную. В ходе работы лично приходится таскать мешки с зерном и агрохимикатами, вязать снопы и работать на различных видах сельхозтехники. В общем, выполнять работу, после которой возникает единственное желание — выспаться. И так — от рассвета и до заката все дни, а выходной день начинается, когда начинается ливень. Подчеркнем, не дождь, а ливень, все прочие дни — рабочие. Потом — уборочная и подготовка к посевной озимых, после чего — посев. На этом «поля» завершаются, и начинается зимний камеральный период до весны, когда все, что ты сделал в поле нужно систематизировать и обработать. Для получения значимых результатов нужно минимум три года — это если позволят погодные условия и не случится, например, зимней оттепели (еще и неоднократной), суховея, запала, затяжных ливней и т. д., после чего о годе работы можно забыть. На памяти автора по этим причинам застопорилось несколько кандидатских диссертаций аспирантов.

И вот, на каком-то этапе этих работ, чаще всего при приемке опытов или на «Дне поля» и со 100 % вероятностью на отчете возникает такая ситуация … Когда вылезая из «членовоза» последней модели в новом костюме по последней европейской моде, благоухая парфюмом и вспоминая как докладывал данные этого селекционера на последнем международном симпозиуме или конференции где-то в «дальнем зарубежье» … или выйдя из теплой сверкающей лаборатории благоухая свежезаваренным кофе и сняв накрахмаленный белый халат … «густым баритоном Поля Робсона» начнут рассказывать и разъяснять как нужно проводить полевые исследования, обрабатывать данные или описывать свои трактовки этой работы студентам … В общем, реакция на все это становится предсказуемой. И слышали бы оные умствовавшие деятели, зачастую раз в год бывающие на поле, какие язвительные комментарии раздаются в их адрес и какое мнение о них создается.